ОБ ИЗЪЯТИЯХ РОССИЙСКИХ ДЕТЕЙ НОРВЕЖСКИМИ ОРГАНАМИ ОПЕКИ
В последние месяцы широкий общественный резонанс как в России, так и среди проживающих в Норвегии российских граждан вызвали дела об изъятиях в Норвегии из родных семей детей, имеющих российское гражданство. Норвежская сторона, в свою очередь, откликнулась на обсуждение этой острой проблемы. 19 ноября с.г. на интернет-сайте Посольства Норвегии в Москве была размещена информация о работе норвежских органов опеки – «Барневерн» (http://www.norvegia.ru), центральные телерадиовещательные каналы выпустили сюжеты на данную тему.
В материалах Посольства Норвегии в Москве, в частности, говорится, что «в последнее время со стороны российских властей и российских СМИ прозвучал целый ряд не соответствующих действительности утверждений относительно норвежской службы защиты детей». Далее описывается процедура работы органов опеки в том виде, как она регулируется положениями норвежского Закона о защите прав детей. При этом подчёркивается приоритет интересов семьи и желание работников «Барневерн» оказать родителям помощь в воспитании детей, а изъятие ребёнка рассматривается в качестве крайней меры.
Из материалов норвежских СМИ также складывается впечатление, что звучащая в России критика в адрес «Барневерн» зачастую необъективна и бездоказательна. В этой связи хотели бы поделиться собственным опытом общения с представителями норвежских органов опеки и участия в делах, связанных с изъятием в Норвегии детей из семей российских граждан либо из так называемых «смешанных» семей, в которых один из супругов имеет российское гражданство (во всех случаях дети имели гражданство России).
Итак, норвежский Закон о защите прав детей предписывает, что после получения органами опеки сигнала о неблагополучной ситуации в какой-либо семье должна быть проведена проверка поступившей информации. При этом «подобное расследование должно выполняться так, чтобы как можно меньше навредить тем, кого оно затрагивает, а тщательность расследования должна соответствовать степени правонарушения» (п. 4-3). Однако теория расходится с практикой.
В правовой системе Норвегии основания, при которых работники органов опеки должны вмешаться в ситуацию, описаны в весьма общих чертах. Это приводит к существенному усилению субъективного фактора при принятии решений по делам об изъятиях детей. Случается так, что сотрудники «Барневерн», не вдаваясь в детали конкретной ситуации, не вникая в особенности менталитета, культурных традиций страны происхождения ребёнка, принимают решения, которые определяют его дальнейшую судьбу.
В теории для оказания реальной помощи семьям предусмотрены две категории мер – вспомогательные и принудительные. Первая включает консультации психолога, финансовую поддержку, получение для ребёнка места в детском саду, группе продлённого дня в школе, посещение ребёнком «гостевой» семьи и др. Принудительные меры, как правило, влекут лишение родительских прав. Хотя закон утверждает, что принудительные меры могут (обращаем внимание – не «должны», а «могут») приниматься лишь в случаях, если существует угроза жизни и здоровью ребёнка - «передача ребёнка под опеку имеет место только в исключительных случаях».
К сожалению, практически в 90% случаев, которыми занимались Посольство России в Осло и Генконсульство в Киркенесе в течение последних лет, дети сразу изымались из семьи, несмотря на то, что основания для этого отсутствовали. К примеру, в одном случае органы опеки действовали на основании сообщения от проживавших по соседству с российскими гражданами иммигрантов из Азии, которые пожаловались на шумное поведение детей наших соотечественников. В другом случае показания свидетеля, на основании которых ребёнка забрали из семьи, не соответствовали действительности и были обусловлены материальной заинтересованностью самого свидетеля как потенциального опекуна в получении субсидии от государства на приемного ребёнка. В третьем - поводом для изъятия троих детей послужила кляуза девочки, поссорившейся со своей русской подружкой. Ещё в одном случае изъятие производилось на основании бесед с пятилетним ребёнком, который хотя и владеет норвежским языком, но в недостаточной степени, поскольку члены семьи дома общаются на русском. При этом беседы осуществлялись на норвежском языке без привлечения переводчика, что, с одной стороны, не исключало погрешностей в понимании ребёнком сути задаваемых вопросов, а, с другой, - являлось нарушением права ребёнка на использование родного языка.
Мы привели лишь несколько примеров из практики Посольства и Генконсульства (не называя, по понятным причинам, конкретных имён, но ручаясь за достоверность информации). Да, порой в комментариях российских СМИ относительно деятельности норвежских органов опеки содержатся слишком эмоциональные заявления. Не будем утверждать также, что все без исключения случаи изъятия российских детей абсолютно безосновательны. Мы настойчиво призываем наших соотечественников знать норвежское законодательство о защите прав детей, чётко понимать, что любое физическое воздействие на ребенка (включая шлепки, одёргивания) законодательно запрещены. Однако это не означает, что норвежская система защиты детства функционирует идеально. Если бы это было так, мы бы не были свидетелями критики «Барневерн» внутри самой Норвегии.
Изъятия детей из семей в большинстве случаев происходят внезапно для родителей, которые до этого вообще не получали каких-либо предупреждений со стороны органов опеки.
Справедливости ради следует отметить, что в указанных случаях по результатам проведённых расследований либо по решению суда дети были возвращены в родные семьи. Но обоснованность их экстренного изъятия на время проверок остаётся под вопросом. Есть ещё одно удручающее обстоятельство, о котором хотелось бы сказать. Даже при благоприятном для родителей исходе дела органы опеки нередко отказываются возвращать ребёнка, аргументируя тем, что он уже привык к новым «норвежским папе и маме» и перемещение его обратно (в родную семью!) нанесёт ему «тяжёлую психологическую травму».
Нашу озабоченность вызывает также тот факт, что при расследовании дел, касающихся российских граждан, возможность их выезда с детьми в Россию трактуется работниками «Барневерн» как отягчающее обстоятельство, приводящее к незамедлительному изъятию ребёнка из семьи. Российская сторона рассматривает такой подход как ограничение свободы передвижения граждан России, не совершивших никаких противоправных действий с точки зрения норвежского законодательства.
Дополнительно уместно отметить, что российские органы опеки и региональные уполномоченные по правам ребёнка, как и их норвежские коллеги, руководствуются приоритетом интересов детей и обладают достаточной компетенцией и возможностями, чтобы гарантировать объективное рассмотрение дел и безопасность детей на территории России.
Сотрудники «Барневерн» в диалоге с российскими дипломатическими представителями часто ссылаются на отсутствие в Законе о защите прав детей положений, непосредственно предусматривающих участие в процессе по данным делам иностранных консульских работников. Не оспаривая право норвежских органов опеки руководствоваться в своих действиях вышеупомянутым Законом, хотели бы отметить, что он является далеко не единственным правовым документом, действующим в Норвегии и затрагивающим интересы ребёнка.
В частности, Норвегия ратифицировала Венскую конвенцию о консульских сношениях 1963 года, статья 36 которой не только предоставляет иностранным дипломатам право свободного доступа к гражданам представляемого государства, но и обязывает компетентные органы государства пребывания сообщать о таких задержаниях. Аналогичные положения содержатся и в статьях 38 и 39 российско-норвежской Консульской конвенции, подписанной в 1971 году и продолжающей действовать. Не будем забывать, что такое понятие как «гражданство» никто не отменял со всеми вытекающими из этого последствиями. Увы, но в нашей практике не отмечено ни одного случая, когда уведомление об изъятии ребёнка из семьи, которое мы расцениваем как формальное ограничение его свободы, а потому подпадающее под определение Конвенции как задержание, поступало бы от норвежских властей. Обо всех случаях мы узнавали от родителей или родственников. Несмотря на все наши настойчивые попытки добиться от территориальных органов опеки своевременного предоставления информации об изъятии детей из семей российских граждан, «обратная связь» не срабатывает. Это тоже является очевидным минусом в работе «Барневерн».
Хотели бы также обратить внимание на то, что п. 2 статьи 9 Конвенции ООН о правах ребёнка 1989 года предоставляет всем заинтересованным сторонам возможность участия в разбирательстве в случае изъятия ребёнка из семьи. В свою очередь, вступивший в силу 21 мая 1999 года норвежский Закон о повышении роли положений по защите прав человека в норвежском праве (Lov om styrking av menneskerettighetenes stilling i norsk rett – Menneskerettighetsloven) в параграфе 3 устанавливает приоритет норм вышеуказанной Конвенции ООН в случае их коллизии с национальным законодательством. В условиях, когда российские дипломаты не имеют доступа к работе с материалами дела, возникают серьёзные вопросы по доказательной базе.
В завершение отметим ещё один аспект проблемы, который, к сожалению, полностью игнорируется органами опеки, будто его не существует вовсе – права родителей. В упоминавшейся выше Конвенции ООН о правах ребёнка целый ряд статей содержит соответствующие положения. Разве нет оснований говорить о нарушении прав родителей, когда родного ребенка, забранного на весьма сомнительных основаниях, им разрешается видеть считанные часы в течение года, да и то под пристальным контролем «Барневерн»?
Мы уважаем и соблюдаем норвежское законодательство и не даём оценок законам страны пребывания. Речь идёт исключительно об изъянах в правоприменительной практике в вопросах защиты прав детей, о тех проблемных моментах, которые непосредственно затрагивают интересы российских граждан. Для снятия же имеющихся озабоченностей необходимы движение навстречу друг другу, поиск точек соприкосновения позиций. Одним из решений проблемы представляется заключение российско-норвежского межправительственного соглашения о правовой помощи по гражданским и семейным делам. Предлагаем также создание двустороннего механизма (например, комиссии) для решения спорных дел об изъятиях в Норвегии детей, имеющих российское гражданство. Надеемся, что эти предложения найдут поддержку у наших норвежских коллег.
В последние месяцы широкий общественный резонанс как в России, так и среди проживающих в Норвегии российских граждан вызвали дела об изъятиях в Норвегии из родных семей детей, имеющих российское гражданство. Норвежская сторона, в свою очередь, откликнулась на обсуждение этой острой проблемы. 19 ноября с.г. на интернет-сайте Посольства Норвегии в Москве была размещена информация о работе норвежских органов опеки – «Барневерн» (http://www.norvegia.ru), центральные телерадиовещательные каналы выпустили сюжеты на данную тему.
В материалах Посольства Норвегии в Москве, в частности, говорится, что «в последнее время со стороны российских властей и российских СМИ прозвучал целый ряд не соответствующих действительности утверждений относительно норвежской службы защиты детей». Далее описывается процедура работы органов опеки в том виде, как она регулируется положениями норвежского Закона о защите прав детей. При этом подчёркивается приоритет интересов семьи и желание работников «Барневерн» оказать родителям помощь в воспитании детей, а изъятие ребёнка рассматривается в качестве крайней меры.
Из материалов норвежских СМИ также складывается впечатление, что звучащая в России критика в адрес «Барневерн» зачастую необъективна и бездоказательна. В этой связи хотели бы поделиться собственным опытом общения с представителями норвежских органов опеки и участия в делах, связанных с изъятием в Норвегии детей из семей российских граждан либо из так называемых «смешанных» семей, в которых один из супругов имеет российское гражданство (во всех случаях дети имели гражданство России).
Итак, норвежский Закон о защите прав детей предписывает, что после получения органами опеки сигнала о неблагополучной ситуации в какой-либо семье должна быть проведена проверка поступившей информации. При этом «подобное расследование должно выполняться так, чтобы как можно меньше навредить тем, кого оно затрагивает, а тщательность расследования должна соответствовать степени правонарушения» (п. 4-3). Однако теория расходится с практикой.
В правовой системе Норвегии основания, при которых работники органов опеки должны вмешаться в ситуацию, описаны в весьма общих чертах. Это приводит к существенному усилению субъективного фактора при принятии решений по делам об изъятиях детей. Случается так, что сотрудники «Барневерн», не вдаваясь в детали конкретной ситуации, не вникая в особенности менталитета, культурных традиций страны происхождения ребёнка, принимают решения, которые определяют его дальнейшую судьбу.
В теории для оказания реальной помощи семьям предусмотрены две категории мер – вспомогательные и принудительные. Первая включает консультации психолога, финансовую поддержку, получение для ребёнка места в детском саду, группе продлённого дня в школе, посещение ребёнком «гостевой» семьи и др. Принудительные меры, как правило, влекут лишение родительских прав. Хотя закон утверждает, что принудительные меры могут (обращаем внимание – не «должны», а «могут») приниматься лишь в случаях, если существует угроза жизни и здоровью ребёнка - «передача ребёнка под опеку имеет место только в исключительных случаях».
К сожалению, практически в 90% случаев, которыми занимались Посольство России в Осло и Генконсульство в Киркенесе в течение последних лет, дети сразу изымались из семьи, несмотря на то, что основания для этого отсутствовали. К примеру, в одном случае органы опеки действовали на основании сообщения от проживавших по соседству с российскими гражданами иммигрантов из Азии, которые пожаловались на шумное поведение детей наших соотечественников. В другом случае показания свидетеля, на основании которых ребёнка забрали из семьи, не соответствовали действительности и были обусловлены материальной заинтересованностью самого свидетеля как потенциального опекуна в получении субсидии от государства на приемного ребёнка. В третьем - поводом для изъятия троих детей послужила кляуза девочки, поссорившейся со своей русской подружкой. Ещё в одном случае изъятие производилось на основании бесед с пятилетним ребёнком, который хотя и владеет норвежским языком, но в недостаточной степени, поскольку члены семьи дома общаются на русском. При этом беседы осуществлялись на норвежском языке без привлечения переводчика, что, с одной стороны, не исключало погрешностей в понимании ребёнком сути задаваемых вопросов, а, с другой, - являлось нарушением права ребёнка на использование родного языка.
Мы привели лишь несколько примеров из практики Посольства и Генконсульства (не называя, по понятным причинам, конкретных имён, но ручаясь за достоверность информации). Да, порой в комментариях российских СМИ относительно деятельности норвежских органов опеки содержатся слишком эмоциональные заявления. Не будем утверждать также, что все без исключения случаи изъятия российских детей абсолютно безосновательны. Мы настойчиво призываем наших соотечественников знать норвежское законодательство о защите прав детей, чётко понимать, что любое физическое воздействие на ребенка (включая шлепки, одёргивания) законодательно запрещены. Однако это не означает, что норвежская система защиты детства функционирует идеально. Если бы это было так, мы бы не были свидетелями критики «Барневерн» внутри самой Норвегии.
Изъятия детей из семей в большинстве случаев происходят внезапно для родителей, которые до этого вообще не получали каких-либо предупреждений со стороны органов опеки.
Справедливости ради следует отметить, что в указанных случаях по результатам проведённых расследований либо по решению суда дети были возвращены в родные семьи. Но обоснованность их экстренного изъятия на время проверок остаётся под вопросом. Есть ещё одно удручающее обстоятельство, о котором хотелось бы сказать. Даже при благоприятном для родителей исходе дела органы опеки нередко отказываются возвращать ребёнка, аргументируя тем, что он уже привык к новым «норвежским папе и маме» и перемещение его обратно (в родную семью!) нанесёт ему «тяжёлую психологическую травму».
Нашу озабоченность вызывает также тот факт, что при расследовании дел, касающихся российских граждан, возможность их выезда с детьми в Россию трактуется работниками «Барневерн» как отягчающее обстоятельство, приводящее к незамедлительному изъятию ребёнка из семьи. Российская сторона рассматривает такой подход как ограничение свободы передвижения граждан России, не совершивших никаких противоправных действий с точки зрения норвежского законодательства.
Дополнительно уместно отметить, что российские органы опеки и региональные уполномоченные по правам ребёнка, как и их норвежские коллеги, руководствуются приоритетом интересов детей и обладают достаточной компетенцией и возможностями, чтобы гарантировать объективное рассмотрение дел и безопасность детей на территории России.
Сотрудники «Барневерн» в диалоге с российскими дипломатическими представителями часто ссылаются на отсутствие в Законе о защите прав детей положений, непосредственно предусматривающих участие в процессе по данным делам иностранных консульских работников. Не оспаривая право норвежских органов опеки руководствоваться в своих действиях вышеупомянутым Законом, хотели бы отметить, что он является далеко не единственным правовым документом, действующим в Норвегии и затрагивающим интересы ребёнка.
В частности, Норвегия ратифицировала Венскую конвенцию о консульских сношениях 1963 года, статья 36 которой не только предоставляет иностранным дипломатам право свободного доступа к гражданам представляемого государства, но и обязывает компетентные органы государства пребывания сообщать о таких задержаниях. Аналогичные положения содержатся и в статьях 38 и 39 российско-норвежской Консульской конвенции, подписанной в 1971 году и продолжающей действовать. Не будем забывать, что такое понятие как «гражданство» никто не отменял со всеми вытекающими из этого последствиями. Увы, но в нашей практике не отмечено ни одного случая, когда уведомление об изъятии ребёнка из семьи, которое мы расцениваем как формальное ограничение его свободы, а потому подпадающее под определение Конвенции как задержание, поступало бы от норвежских властей. Обо всех случаях мы узнавали от родителей или родственников. Несмотря на все наши настойчивые попытки добиться от территориальных органов опеки своевременного предоставления информации об изъятии детей из семей российских граждан, «обратная связь» не срабатывает. Это тоже является очевидным минусом в работе «Барневерн».
Хотели бы также обратить внимание на то, что п. 2 статьи 9 Конвенции ООН о правах ребёнка 1989 года предоставляет всем заинтересованным сторонам возможность участия в разбирательстве в случае изъятия ребёнка из семьи. В свою очередь, вступивший в силу 21 мая 1999 года норвежский Закон о повышении роли положений по защите прав человека в норвежском праве (Lov om styrking av menneskerettighetenes stilling i norsk rett – Menneskerettighetsloven) в параграфе 3 устанавливает приоритет норм вышеуказанной Конвенции ООН в случае их коллизии с национальным законодательством. В условиях, когда российские дипломаты не имеют доступа к работе с материалами дела, возникают серьёзные вопросы по доказательной базе.
В завершение отметим ещё один аспект проблемы, который, к сожалению, полностью игнорируется органами опеки, будто его не существует вовсе – права родителей. В упоминавшейся выше Конвенции ООН о правах ребёнка целый ряд статей содержит соответствующие положения. Разве нет оснований говорить о нарушении прав родителей, когда родного ребенка, забранного на весьма сомнительных основаниях, им разрешается видеть считанные часы в течение года, да и то под пристальным контролем «Барневерн»?
Мы уважаем и соблюдаем норвежское законодательство и не даём оценок законам страны пребывания. Речь идёт исключительно об изъянах в правоприменительной практике в вопросах защиты прав детей, о тех проблемных моментах, которые непосредственно затрагивают интересы российских граждан. Для снятия же имеющихся озабоченностей необходимы движение навстречу друг другу, поиск точек соприкосновения позиций. Одним из решений проблемы представляется заключение российско-норвежского межправительственного соглашения о правовой помощи по гражданским и семейным делам. Предлагаем также создание двустороннего механизма (например, комиссии) для решения спорных дел об изъятиях в Норвегии детей, имеющих российское гражданство. Надеемся, что эти предложения найдут поддержку у наших норвежских коллег.
Комментариев нет:
Отправить комментарий